Любовь по-немецки – 2. Особые отношения - Мара Дорст

типичная «летучая обезьяна», то есть, человек, мнение которого значимо для меня, и через которого, поэтому, пытается влиять на меня мой нарцисс Женя. Он знает, что я вряд ли смогу проигнорировать ее просьбу, потому что слишком хорошо отношусь к ней. И он прав. Я действительно сдаюсь. И снимаю блок.

Сообщение от Жени приходит моментально:

– Мариша, спасибо.

Я молчу в ответ. Жду, что он мне скажет.

– Ты можешь поговорить со мной сейчас?

– Говори.

– Я позвоню?

Я оглядываюсь на дверь. Из гостиной, где сидит Йенс, доносится музыка. Он не услышит.

– ОК.

Женя начинает разговор вкрадчиво, издалека, словно прощупывает почву.

– Как твои дела?

– Ты опять позвонил узнать, как мои дела? У меня все прекрасно, – сухо отвечаю я.

– Ну, я хотел узнать, как ты, мы же давно не виделись, – жалобно тянет он.– Маришка?

– Если это все, зачем ты позвонил, то разговор окончен.

Он понимает, что я сейчас отключусь и что времени для прелюдии у него нет. Мне нужна конкретика.

– Нет, это не все, – его тон внезапно становится деловым и собранным. – Я звоню, чтобы сказать, что ты мне нужна. Я хочу, чтобы ты вернулась.

– Да? – иронично спрашиваю я. – А как же она?

Я намеренно не называю Люду по имени, мы оба знаем, о ком идет речь.

– Я расстался с ней.

– Это я уже когда-то слышала.

– Я действительно расстался с ней. Я собственно к ней и не возвращался. Просто когда ты уехала, мы встретились пару раз.

– Так, что в прошлый наш разговор ты даже не готов был позвать меня обратно? В сентябре ты ясно дал мне понять, что у тебя с ней отношения.

– Я был просто зол на тебя. Ты ушла летом так внезапно, даже не дав мне объясниться.

– У тебя на объяснения был целый месяц. Я не сразу уехала в Германию. Я ждала тебя, но ты даже не поздравил меня на мой день рождения, – с горечью говорю я.

– Ну прости, прости, я собирался… И я вовсе не встречался с ней, пока ты была со мной. Это были просто ничего не значащие разговоры по телефону.

– Ты не должен был вообще с ней общаться, это было мое условие. И ты знал, что я уйду, узнав об этом. И, тем не менее, продолжал.

– Послушай, она сама названивала мне. Я никак не мог от нее отвязаться.

– Допустим. Но это ведь не единственная причина, почему я ушла. Мы снова говорим об одном и том же. Ты бил меня.

– Я не бил тебя! – возмущенно восклицает Женя.

– Если ты не заехал мне кулаком в лицо, это не значит, что ты не бил меня. Ты таскал меня за волосы и душил, швырял меня по всей комнате, даже сломав шкаф. Это физическое насилие, – мой голос начинается срываться от гнева. Он еще смеет говорить, что он ничего не сделал!

– Но я просил тебя выложить фотографии. Что, так трудно было выполнить мою просьбу, а, Маринка?

– Ты идиот или как? Ты хочешь мне сказать, что ты поступил правильно, и мой отказ давал тебе право поднимать на меня руку?

Он понимает, что надо сдать назад.

– Нет, нет, конечно, я не имел права так поступать, прости меня. Я клянусь тебе, что этого больше не повторится. И… я хочу, чтобы ты вернулась ко мне.

– Женя, в одну и ту же реку дважды не войти. А ты предлагаешь мне это в третий раз.

– А ты попробуй.

– Зачем мне это? – начинаю вести свою партию я. – Мне и здесь хорошо.

В его голосе появляются обиженные язвительные нотки:

– Что, снова под крылышком у Карстена?

– Да, хотя бы и так.

Я чуть ли не слышу, как на том конце трубки он скрежещет зубами от ярости. Но берет себя в руки:

– Марина, я люблю тебя. Все что в прошлом давай оставим в прошлом. Я – Люду, ты – Карстена. Возвращайся, не дури.

– Не надо на меня давить, я не готова еще простить тебя. И я больше не могу разговаривать, Йенс идет.

На самом деле Йенс продолжает наслаждаться музыкой за своим компьютером в гостиной, но мне нужна пауза, чтобы собраться с мыслями.

– Хорошо, только прошу тебя: не отключайся больше. Не будешь?

– Ладно, – будто бы нехотя соглашаюсь я.

– Тогда я позвоню завтра. Да, Маришка?

Я собираюсь прервать разговор, но он успевает спросить:

– А Карстен придет к вам сегодня?

– Не твое дело, – отвечаю я и нажимаю отбой.

Глава 21. Северные перспективы

Проходят недели, и мало-помалу Женя снова втягивает меня в свою орбиту. Я даже не замечаю, как постепенно начинаю оттаивать, а мои сухие ответы превращаются в подробные отчеты о моей немецкой жизни. Мне не надо было начинать снова общаться с ним. Конечно, это была ошибка. С того момента, как я сняла блок и первый раз ответила на его сообщение, моя участь была решена. Дальше это был лишь вопрос времени, когда я выкину белый флаг: нарциссы в совершенстве владеют силой убеждения.

Но пока я не готова к нему вернуться, несмотря на уговоры. Здесь в Германии я не исчерпала еще весь ресурс моих возможностей, особенно после того, как Йенс пообещал мне поездку в Париж. Обещание мужа дает мне новые силы, и все кажется не таким беспросветным, как еще было совсем недавно.

Однако прошло уже две недели с того дня, как Йенс дал согласие на мою поездку в Париж, а дело не двигается с места. Каждый вечер я поднимаю вопрос об оплате экскурсии, но муж постоянно находит новые отговорки. Нет, он больше не отказывает мне, но и не спешит выполнить обещание. Я чувствую неладное, но ничего не могу предъявить ему, ведь день отправления еще далеко, поэтому времени для бронирования остается с запасом. Но мне было бы гораздо спокойнее, если бы у меня в кармане уже была оплаченная путевка.

Как назло, последние пару недель участились приступы головной боли. Мигрень становится настоящей проблемой для меня в Германии. Я могу снять спазм только специальными препаратами-триптанами, никакие обезболивающие на меня не действуют. Несмотря на то, что я привезла из России 10 упаковок Суматриптана, запасы рано или поздно заканчиваются, и мне приходится просить мужа купить мне лекарство. В Германии оно выпускается под торговым названием Нортриптан. Коробочка, в которой всего 2-е таблетки, стоит 12,60 евро. Такую упаковку я расходую за пару дней, а приступ может длиться неделю, а то и больше, и мне нужно еще и еще. Йенса начинает это раздражать, слишком дорого обходится ему моя болячка. Сам Йенс не может понять, насколько мучительно может быть мое состояние. Он сам признался мне однажды, что у него никогда в жизни не болела голова. То же самое говорил и Женя. Возможно, мозг психопатов и нарциссов, у которых согласно исследованиям ученых, есть нарушения нейронных связей, отвечающих за эмпатию, не может болеть?

Однажды Йенс возвращается из аптеки с пустыми руками.

– Фармацевт сказала, что больше не будет отпускать нам этот препарат.

– Но почему? -возмущаюсь я. – Ведь для Нортриптана не требуется рецепта!

– Она говорит, что моей жене нужно идти к врачу. Нельзя пить так много таблеток. Необходимо обследоваться.

Я уверена, что он придумал эту историю, чтобы не тратить деньги. До завтрашнего дня я еще протяну, у меня осталась последняя таблетка в пачке. Но потом, если я не достану лекарство, наступит катастрофа. Мигрень способна полностью лишить меня работоспособности. Во время приступов я испытываю такие мучения, что даже мысли причиняют нестерпимую боль, не говоря уже о том, чтобы чем-то заниматься и вести привычный образ жизни. Я могу только лежать с закрытыми глазами, выключив свет, оградив себя от любых звуков, и желать смерти, только бы все скорее прекратилось, настолько нестерпимы эти муки.

На следующий день по пути в школу из своих денежных запасов я покупаю таблетки в одной из аптек Ильцена.